История школы
Под этим номером школа существует
с февраля 1941 года,
когда этот номер был присвоен школе № 31, открытой ещё в 30-е годы.
В нашей школе № 118 в годы Блокады был госпиталь.
«По морю крови и огня»
Блокадная летопись школы у Поклонной горы
Сергей ГЛЕЗЕРОВ
Здание на углу проспекта Энгельса и улицы Рашетова, где ныне расположен школьный завод «Максим», с полным правом можно считать одной из блокадных реликвий старой Удельной. Здесь в помещении школы находился эвакогоспиталь, через который прошли тысячи раненых защитников Ленинграда.
Сбывшееся предсказание
После войны школа носила № 118 (до 1954 года она была женской). Автору этих строк она особенно дорога: здесь, в этих стенах, довелось провести первые четыре учебных года – с 1981 по 1985-й. На вопрос: «Что было в нашей школе во время войны?» – нам, как правило, отвечали очень просто: «Госпиталь». И никаких подробностей. Может быть, потому, что не оказалось среди раненых бойцов знаменитых героев, или потому, что среди врачей не было светил медицинской науки. А может, действовал некий запрет на разглашение сведений о военных объектах...Удивительно, что в те годы, когда государство тратило огромные усилия на патриотическое воспитание, блокадная летопись нашей школы не стала объектом внимания. Наверное, будни простого госпиталя казались не особенно интересными. А ведь тогда, в середине 80-х годов теперь уже прошлого века, еще можно было найти немало людей, чьи судьбы были связаны с ним.
С тех пор прошла почти четверть века, и сегодня историческую память приходится собирать буквально по крупицам. Уникальные воспоминания, посвященные этому эвакогоспиталю (сначала он носил № 64, затем № 258), принадлежат медсестре Софье Александровне Юревич (до замужества – Яковлевой). Ее судьба – непостижимая и одновременно очень трагичная, как у многих людей того времени. Незадолго до войны, когда после окончания в родном Новгороде акушерской школы Соня работала на «Скорой помощи», роженица-цыганка нагадала ей судьбу. Как в воду глядела. «Тяжелая у тебя будет жизнь, – молвила гадалка. – Пойдешь ты по морю крови и огня»...
«В первый же день войны меня разбудили ночью: «Срочно собирайтесь в военкомат. Вас ждет машина», – вспоминала Софья Юревич. – Так как я медик, военнообязанная, решив, что это, наверное, какие-то учебные сборы, собрав самое необходимое в маленький чемоданчик, как была, в летнем сарафанчике и босоножках, поехала, даже не попрощавшись с мамой. Так я, двадцатилетняя девчонка, оказалась на Северо-Западном фронте в одном из артиллерийских полков... Назначили меня командиром санитарного взвода (на фельдшерскую должность). Под моим началом – шесть санитаров-мужчин. И началась военная служба!..
Дороги войны вывели нас на Колпинское шоссе. Бой в районе Колпина был для меня последним. Взрывной волной подняло высоко в воздух и... Очнулась я уже в госпитале в Токсове. Видимо, спасла меня маленькая иконка Смоленской Божией Матери, которой меня благословила женщина-беженка. Так я всю войну и прошла с ней в кармане...
Выписали меня из госпиталя в октябре 1941 года недолеченную и глухую. Направили в санитарное управление Ленинградского фронта... По глухоте меня решили демобилизовать. Я в слезы: «Взяли меня в армию здоровой. Куда же я, больная, пойду в чужом городе, блокадном?». И решительно отказалась. Посовещавшись, они направили меня в открывавшийся эвакогоспиталь № 64 на проспекте Энгельса. Так я и осталась в этом госпитале в должности операционной сестры до июля 1944 года...
Раненые поступали в госпиталь с Ладоги, с Невского пятачка. Их доставляли по железной дороге на станцию Удельная, выгружали в вокзальный павильон и на перрон. Я их сортировала: кого везти в первую очередь, кого во вторую, а кто и сам дойдет до госпиталя, находившегося в полукилометре от станции. Очередников грузили в госпитальную машину-фургон, выкрашенную в темно-зеленый цвет с красным крестом и приспособленную для перевозки раненых: одни носилки подвешивали на цепи, другие ставили на пол. С первым рейсом я возвращалась в госпиталь. Начиналась обработка раненых. Я шла в операционную...».
Воспоминания Софьи Юревич, посвященные первой блокадной зиме, не оставляют равнодушными, в них как будто отпечаталась боль того времени. И перед глазами встает образ замерзшего, полутемного госпиталя, людей, существовавших на грани жизни и смерти.
«Внизу, на кухне, готовят похлебку из поднятой со дна Ладожского озера муки. Пахнущая керосином или бензином, все равно она кажется такой вкусной. Вот приносят уже хлеб, непохожий на хлеб, он какой-то темно-зеленоватый, тяжелый, как кусок глины. Он только называется хлебом, а на самом деле испечен неизвестно из чего.
Развешивают в палате, в присутствии всех, под строгим контролем голодных, нечеловечьих глаз. У некоторых раненых сделаны свои весы, и они перевешивают пайки сами, на своих смешных, самодельных весах. Потом приносят горячую воду и соль. Пьют много все и жадно, а хлеб кушают очень маленькими кусочками. И страшно смотреть, как плачут эти большие дети. А вот лежит самый ослабевший, потерявший разум от голода. Он сдирает с подушки наволочку и прячет туда хлеб, слабыми трясущимися руками он сует туда этот жалкий кусочек и прячет все под себя, злобно глядя на окружающих. Я тащу хлеб, умоляю его скушать, а он злобно скалит на меня зубы. Скулы обтянуты, глаза страшные. Он хватает хлеб и прячет опять. Через несколько дней он умирает, а хлеб растаскивают соседи...»
Алесь и Софочка
Но среди всего этого ужаса и трагедии войны происходили порой самые важные в жизни встречи. Именно тогда Соня познакомилась с политруком Александром Юревичем, начальником клуба госпиталя. Завязался «военно-госпитальный роман».
В мае 1943 года, во время одного из приездов с фронта домой, они наконец-то расписались. К тому времени Соня уже ждала ребенка. А затем Александр Юревич снова вернулся на войну. «Здравствуй, милая моя Софочка!» – неизменно начинались его письма жене с фронта. И неизменная подпись: «Твой Алесь».
В августе 1943 года Алеся тяжело ранило на Карельском перешейке. Его поставили на ноги в родном ему госпитале на проспекте Энгельса. А в ноябре у четы Юревич произошло долгожданное счастливое событие – родилась дочь Татьяна. Сестрички из соседнего госпиталя сшили Соне из голубого парашютного шелка, подаренного летчиками с аэродрома «Сосновка», пеленки, чепчики, распашонки, ватное одеяльце, так что приданое оказалось богатым.
После родов Соня практически сразу же вернулась к работе. «Дочка была рядом, спала в кресле перевязочной, которое я придвигала к стенке, – рассказывала она. – Приду кормить, а девчонки нет – опять утащили раненые. Ищу по палатам, вижу, несет ее кто-нибудь на руках, а другой говорит: «Иван, хватит, ты уже давно носишь, дай мне». Скучали они по своим оставленным где-то детям. Весной (1944 года. – С. Г.) я выставляла коляску (нашли где-то ведь плетеную коляску на высоких колесах) под тополя во дворе госпиталя»...
Летом 1944 года госпиталь покинул помещение школы и двинулся с армией в Выборг. Осталась Соня с маленькой дочуркой одна-одинешенька в чужом городе. Все госпитальные подруги и знакомые были далеко, мать где-то за Волгой.
«Кругом разруха, голод, карточки и незнакомая, разбитая Удельная, которая теперь стала для мамы родной, – рассказывает Татьяна Юревич. – И ведь не случайно в названии этой местности, которая соединила судьбы моих родителей, лежит корень «удел». Ведь у него есть синоним – судьба. А согласно древнегреческому философу Плутарху, удел мужчины – проливать кровь, а удел женщины – молиться и ждать».
К сожалению, семейная жизнь Юревичей продолжалась очень недолго. В конце октября 1944 года Александр Юревич снова попал в госпиталь – сказались последствия ранения. И произошла страшная беда: по чьей-то халатности из-за несвоевременной операции он скончался. Было ему всего 33 года. «Такая нелепость: мы спасли его от смерти после тяжелого ранения, а кто-то так глупо не уберег его», – вспоминала Софья Юревич.
«В той комнате, что мама с отцом сняли в доме на Забайкальской улице, неподалеку от госпиталя, мы с мамой прожили до 1966 года, – рассказывает Татьяна Юревич. – Дом пошел под снос, и мы получили квартиру на Гражданке. Долгие годы мама была тем человеком, вокруг которого объединялось «госпитальное братство». Они все стали друг другу как родные»...
В 60-70-е годы школу № 118 закончили:
Фурсенко Андрей Александрович(род. 17 июля 1949 года, Ленинград) — российский государственный деятель. Исполняющий обязанности министра промышленности, науки и технологий (2003—2004); министр образования и науки Российской Федерации (2004—2012); помощник президента Российской Федерации (с 21 мая 2012 года)[2]. Член попечительского совета Российского совета по международным делам (2011). 12 декабря 2013 года В. В. Путин своим указом назначил Фурсенко председателем попечительского совета Российского научного фонда[3].
Фурсенко Сергей Александрович(11 марта 1954, Ленинград) — российский менеджер и продюсер, член исполкома УЕФА
Степашин Сергей Вадимович(род. 2 марта 1952 года, Порт-Артур) — российский государственный и политический деятель, Председатель Правительства Российской Федерации (с мая по август 1999 года), Председатель Счётной палаты Российской Федерации (2000—2013), доктор юридических наук, профессор, генерал-полковник запаса. Сопредседатель Ассоциации юристов России[1]. С 2007 года — председатель Императорского Православного Палестинского Общества. С 2014 года — председатель наблюдательного совета государственной корпорации «Фонд содействия реформированию жилищно-коммунального хозяйства».
Дементьева Наталья Леонидовна(6 сентября 1945, Куйбышев) — советский и российский государственный деятель. Член Комитета Совета Федерации по бюджету и финансовым рынкам. Заслуженный работник культуры РФ (1996).
В 1974 году школа переехала на улицу Руднева.
Зарождение в России закрытых военно-учебных заведений началось по воле Императора Петра Великого; в 1701 году, вернувшись из заграничного путешествия, царь основал в Москве Школу Математических и Навигационных Наук, будущий Морской Корпус. В 1712 году, также в Москве, Петр I основал Инженерную Школу, за которой через несколько лет последовали и другие, Инженерные и Артиллерийские Школы в С. Петербурге. Эти Школы, соединенные вместе, после ряда переформирований, были преобразованы в 1762 г. в Артиллерийский и Инженерный Шляхетный кадетский корпус, который в 1800 г. утратил свое значение специального учебного заведения и получил наименование 2-го кадетского корпуса. В 1732 году, Императрицей Анной Иоанновной было открыто в С. Петербурге училище для подготовки офицеров в части сухопутной армии, названное при основании «шляхетским корпусом кадетов», а в 1800 г. получившее наименование Первого кадетского корпуса. В 1778 г. Императрица Екатерина Великая основала в Москве 1-й Московский кадетский корпус. Эти четыре старейших военно-учебных заведения были родоначальниками следующим за ними корпусам, постепенно создававшимся по всему простору необозримой России. Но наибольшее значение и развитие кадетские корпуса получили в начале нашего столетия, когда в 1900 г., волею Императора Николая II, во главе всех Военно-Учебных Заведений Империи встал Великий Князь Константин Константинович, со званием их Главного Начальника, а с 1910 г. и до дня своей кончины в 1915 г. — Главного Инспектора. Главным стремлением Великого Князя па посту Главного Начальника Военно-Учебных Заведений было уничтожение в кадетских корпусах казарменно-казенного духа и замена его заботливым, любовным и чисто отеческим воспитанием. Революция 1917 года и захват власти большевиками в октябре, нанесли ряд тяжелых ударов кадетским корпусам, которых новая власть не без оснований рассматривала, как среду враждебную и чуждую новым порядкам. С самого начала было сделано все возможное, чтобы разрушить установившийся быт, уничтожить старые порядки и превратить кадетские корпуса в гимназии военного ведомства, а в дальнейшем, или их полностью уничтожить, или сделать из них военные школы для будущих красных командиров. Революция и большевизм привели к тому, что за период 1917-18 г.г. погибли почти все военные училища и 23 кадетских корпуса из числа 31, существовавших в России до марта 1917 г. Судьба многих из них была трагична и сопровождалась гибелью многих кадет и юнкеров, как это было в Петрограде и в Москве, в Ярославле, Симбирске, Нижнем Новгороде, Оренбурге и во многих других местах, где военная молодежь принимала участке с оружием в руках в противодействии захвату власти местными большевиками. После 1917 года, в Сибири и на Дальнем Востоке, в тех или иных условиях смогли существовать до 1922 г. Омский (1-й Сибирский), Хабаровский и Иркутский кадетские корпуса, в составе которых было много прикомандированных кадет из корпусов Европейской России, особенно же из приволжских городов.
Но в наше время появилось более новое кадетское движение, которое охватило всю Россию.
И в нашей школе существуют кадетcкие классы МЧС.
